Пропаганда “локализации конфликтов” с прикрытой целью облегчить агрессору последовательный разгром намеченных жертв
Одним из вариантов мнимо пацифистской тактики всегда являлся провозглашаемый якобы во имя гуманности и ограничения кровопролития принцип «локализации конфликтов».
В истории дипломатии этот приём применялся чаще всего с целью замаскировать готовящееся нападение на намеченную жертву и усыпить её бдительность. Агрессор предлагал одному из возможных противников долю в будущей добыче: так он рассчитывал обезвредить его, пока будет происходить намеченное нападение на другого противника.
Когда Бисмарк готовил в 1863 — 1864 гг. нападение на Данию, он не воспротивился участию Австрии в этой войне; более того, он соглашался наперёд дать ей часть добычи (Голь-штейн).
Потом, как известно, он обманул австрийцев и не дал им ничего; мало того, он начал войну против самой Австрии.
Когда Наполеон I готовился в 1809 г. воевать с Австрией, он привлекал Александра I к нападению на эту державу, обещая отдать ему австрийскую Галицию.
Это не помешало ему в 1812 г. начать войну с той же Россией.
29 июля 1914 г., всё ещё не имея возможности взять в толк, будет ли Англия участвовать в войне или не будет, Вильгельм II и Бетман-Гольвег решили внезапно предложить Англии богатое отступное: за нейтралитет они посулили ей в весьма прозрачных выражениях, устно пояснённых Лихновским, полюбовный раздел французских колоний. Эдуард Грей не согласился.
Он даже велел английскому послу в Берлине сэру Эдуарду Гошену заявить (29 июля), что Великобритания сочла бы для себя «вечным позором» участие в подобной сделке.
В практике гитлеровской дипломатии «миролюбие» сплошь и рядом приобретало такой «частичный» характер.
Это и называлось требованием «локализации конфликтов».
Кстати, этот термин, как и многое другое, был позаимствован гитлеровцами у вильгельмовской Германии.
Именно ссылаясь на своё желание «сохранить европейский мир», Бетман-Гольвег и статс-секретарь фон Ягов, начиная с первых же дней австро-сербского конфликта в июле 1914 г., не переставали твердить о необходимости его «локализовать», чтобы Австрия и Сербия начали и окончили единоборством, без вмешательства третьей державы.
Гитлеровская дипломатия громогласно и путём доверительных переговоров не переставала упорно проводить идею «локализации конфликтов».
Кто истинный миролюбец? Такие ли политики, которые, как покойный Барту, втянули Францию в союз с большевиками?
Если в состоянии законной самообороны Гитлер начнёт войну против СССР, французы должны будут в силу пакта немедленно же предпринять войну против Германии.
А между тем Гитлер ничего так не желает, как оставаться в мире и согласии с Францией.
Истинный миролюбец — это Лаваль, избавивший Францию от «кошмара союза с революционным Востоком».
Это Фланден, демонстративно поздравляющий Гитлера по телеграфу с благополучным приобретением Судетской части Чехословакии.
И Лаваль, и Фланден, и Деа, и все им подобные тоже хотели локализовать будущий германо-советский конфликт, чтобы спасти свою страну от напрасного кровопролития!.. Так они заявляли.
Когда фашистское правительство Италии затеяло войну с целью завоевания Абиссинии, то все усилия Муссолини и его министра иностранных дел Чиано прежде всего направлялись на «локализацию» этого конфликта.
Другими словами, требовалось убедить английскую и французскую дипломатию, что возникающая война нисколько их не касается и что вмешательство без нужды поведёт к расширению театра военных действий н к излишнему кровопролитию.
Интересно отметить, что, исподволь готовясь напасть на Абиссинию и стремясь создать все предпосылки для будущей «локализации» этой войны, Муссолини заключил 2 августа 1928 г. дружеский договор с Абиссинией.
С тех пор итальянская дипломатия старалась внушить Англии и Франции, с которыми она только и считалась на Красном море и в своих африканских планах, что отныне все абиссинские вопросы — это дела, так сказать, семейные между Абиссинией и Италией.
Английское правительство проводило тогда по отношению к Италии политику уступок.
Премьер Болдуин даже высказался как-то, что с точки зрения высших политических интересов Европы и сохранения мира было бы вредно подрывать авторитет Муссолини в глазах итальянского народа, а между тем такой подрыв был бы неизбежен в случае безуспешности его внешней политики.
Дуче, конечно, поспешил принять к сведению наличие такого симпатичного умонастроения в Лондоне и, уже уверенный в желанной «локализации», стал действовать не стесняясь.
В1935 г. итальянцы, наконец, открыто и без какого бы то ни было предлога напали на Абиссинию.
Оказалось, что все их расчёты оправдались: конфликт был прочно «локализован», и Абиссиния погибла.
Очень характерно, что чуть ли не главным глашатаем необходимости политики полного «невмешательства» выступил в тот момент французский министр иностранных дел Пьер Лаваль.
Напрасно указывала оппозиция на безусловно вредное для французских национальных интересов значение итальянской агрессии в Абиссинии.
Тщетно предупреждала она, что полная безнаказанность этого налёта поощряет и других фашистских диктаторов к аналогичным действиям в самой Европе.
Безуспешно била она тревогу по поводу опасности, грозящей со стороны Италии французским владениям в Восточной Африке.
Всё это отводилось Пьером Лавалем на том основании, что Муссолини разумно желает «локализовать» кровопролитие, и не следует ему мешать в этих похвальных усилиях.
Тот же Лаваль свёл к нулю и сделал смехотворными и все мнимые «репрессалии» Лиги наций против агрессора.
Фактически итальянское фашистское правительство закупило с избытком всю нефть, в которой нуждалось для ведения войны с Абиссинией; когда же оно перестало её закупать за ненадобностью, Лаваль объявил, что Франция впредь будет отказывать Муссолини в продаже нефти.
Любопытнее всего, что в это время во Франции уже не было для продажи на сторону ни одной бочки этого товара: всё было продано в Италию.