Русско-французские трения в Турции

Столь же легко Николай сбросил со счетов и Францию.

Это была третья и самая важная его ошибка.

Она была неизбежной.

Царь не понимал ни положения Франции после переворота 2 декабря, ни стремлений ее нового властелина.

В этом полнейшем непонимании были виноваты также русские послы — Киселев в Париже, Бруннов в Лондоне Мейендорф в Вене, Будберг в Берлине, а больше всех канцлер Нессельроде все они в своих докладах извращали перед царем положение дел.

Они писали почти всегда не о том, что видели, а о том, что царю было бы желательно от них узнать.

Когда однажды Андрей Розен убеждал князя Ливена, чтобы тот, наконец, открыл царю глаза, то Ливен отвечал буквально: «Чтобы я сказал это императору?! Но ведь я не дурак! Если бы я захотел говорить ему правду, он бы меня вышвырнул за дверь, а больше ничего бы из этого не вышло».

Начало просветления последовало в связи с дипломатической распрей между Луи-Наполеоном и Николаем, возникшей по поводу так называемых «святых мест».

Началась она еще в 1850 г., продолжалась и усиливалась в 1851 г., ослабела в начале и середине 1852 г. и вновь необычайно обострилась как раз в самом конце 1852 г. и начале 1853 г. Луи-Наполеон, еще будучи президентом, заявил турецкому правительству, что желает сохранить и возобновить все подтвержденные Турцией еще в 1740 г. права и преимущества католической церкви в так называемых святых местах, т. е. в храмах Иерусалима и Вифлеема.

Султан согласился; но со стороны русской дипломатии в Константинополе последовал резкий протест с указанием на преимущества православной церкви перед католической на основании условий Кучук-Кайнарджийского мира.

По существу эти пререкания, конечно, нисколько не интересовали ни Луи-Наполеона, ни Николая; для обоих дело шло о гораздо более серьезном вопросе.

Впоследствии министр иностранных дел Наполеона III Друэя-де-Люис весьма откровенно заявил: «Вопрос о святых местах и все, что к нему относится, не имеет никакого действительного значения для Франции. Весь этот восточный вопрос, возбуждающий столько шума, послужил императорскому (французскому) правительству лишь средством расстроить континентальный союз, который в течение почти полувека парализовал Францию.

Наконец, представилась возможность посеять раздор в могущественной коалиции, и император Наполеон ухватился за это обеими руками». Для Наполеона осложнения на Востоке, хотя бы под предлогом какой-то ссоры из-за святых мест, были нужны, чтобы отколоть Англию и Австрию от России: именно на Востоке их интересы расходились с интересами царя; для Николая же вопрос о святых местах тоже был очень удобным и популярным предлогом для ссоры, но не с Францией, а с Турцией.

Незаметно дело о святых местах переплелось с выдвинутой Николаем претензией не только защищать права православной церкви в Иерусалиме и Вифлееме, но и стать признанным самой Турцией защитником всех православных подданных султана, т. е. получить право постоянного дипломатического вмешательства во внутренние турецкие дела.

В начале 1853 г. спор очень обострился.

Абдул-Меджид и его министры, под прямым Давлением французской дипломатии, стали особенно упорствовать в переговорах с Россией и в то же время удовлетворили большинство французских требований относительно святых мест.

«Это он мстит», — сказал царь, ясно понимая теперь, что Наполеон вовсе не забыл истории с титулом.

И все-таки Николай продолжал держаться за свою иллюзию: воевать Наполеон III из-за Турции не пойдет ни за что, Австрия также не осмелится, Англия не двинется без Австрии и Франции.

Получив отказ Англии, царь решил идти напролом и совершить прежде всего не военное, а пока только дипломатическое нападение на Турцию.

Он приказал морскому министру Меншикову снарядить большую свиту и на военном линейном корабле плыть в сопровождении этой свиты в Константинополь с решительными требованиями к султану.

В случае неполного их удовлетворения Меншикову разрешалось предъявить ультиматум.

Тема – Русско-французские трения в Турции

От революции 1848 г. до начала Крымской войны (1848 — 1853 гг.)

История дипломатии